Гадкий Утенок

Женщины бывают разные - красивые и безобразные. Она была - уродиной! Нет, не то чтобы совсем, а только спереди. Сзади же - само Совершенство! Как завороженные, мы шли за ней в толпе по проспекту, не замечая других женщин. Было тепло и сухо, был месяц август на дворе. А два балбеса, я и Игорек, на двоих лишь 50, бесцельно топтались по «Бродвею» вот уже битый час, глазея по сторонам и перемывая косточки друзьям и знакомым.

Хотя «балбесы» и «бесцельно» - это только со стороны. На деле же один - актер местного Театра юного зрителя, это я, кличка «Артист». За что меня так прозвали в компании - ума не приложу. Другой - аспирант, «Фикса». Ну, тут все ясно - у Игорька золотая коронка во рту - сверкает во всё его пухлое лицо.

И вовсе не «бесцельно» дефилировали мы по стометровке, а с тайным и явным желанием вляпаться в авантюру, любовное приключение, в уличное знакомство на ночь. Мы «встали на тропу Войны»! Войны со скукой! Мы вышли на Охоту, ту Охоту, «когда и мне Охота, и ей Охота, вот это - Охота!»

О, это было совсем непросто! Хотя и все козыри были у нас на руках. Два Плейбоя «с полным ртом дикции», один - худой, другой - толстый, один - брюнет, другой - блондин, один - романтик, другой - профессорский сынок. Правила были просты - или вдвоем или никто, никакого «нажима», только по согласию. Упор - на интеллект, красноречие и лицедейство. Это был театр не одного, а нескольких актеров, что уже посложнее. Здесь важны сыгранность, слаженность, аккорд.

С Игорьком я был знаком давно. Бывал с ним в разных переделках. И что он скажет, и как я сострю, мы знали наперёд. Любой диалог могли разыграть как по нотам, хоть на час, хоть на два с любой девушкой, невзирая на её реакцию и интеллект, т.е. повести за собой в «нужном» направлении. Это могли быть и анекдоты, и загадки, и шутки, и «вопросики», и тосты, а то и просто откровенно подчеркнутое льстивое внимание к ее достоинствам.

Сегодня это было Нечто! Из ряда вон! Её мы увидели одновременно. Реакция, как эрекция - мгновенная и стойкая! Ни слова не говоря, рванули за ней.

У женщин сзади есть одно безусловное и неоспоримое преимущество - это их «дворовой фасад», если он, конечно, есть! А уж если он великолепен, то уже ничто не остановит мужчину войти в нее через «парадное», невзирая, быть может, даже на отсутствие Лица. Великолепным Он, «дворовой фасад», бывает лишь в трёх случаях - при наличии талии, бедер и ног. Все остальное, скажем там - волосы, ушки, реснички, пальчики - это все для влюблённых, для дилетантов. Мы же, «профессионалы», видели «жертву» уже голенькой, на «вертеле», как в рентген-кабинете - кости.

Её бёдра, талия и ноги ослепили нас как шаровая молния. На какое-то мгновение из Охотников мы превратились в Жертв. Это не было деревенским Эльдорадо - неохватным и бездонным, это было в высшей степени филигранно и компактно. Это - о её бедрах. Что касается талии, то её вообще не было! Не в том смысле - «где будем делать?», а в том, что тот бамбуковый гибкий тростничок, который триумфально венчался бюстом обхватом в хорошую пригоршню, никак нельзя было даже сравнить с тем, что у всех прочих – талия! Её фигура была слепком с изящного авангардистского канделябра на две свечи на массивной подставке с воздушной витой ножкой.

А ноги? О! Ноги! Ноги были той «художественной» кривизны, что отличает манекенный стандарт от живого, теплого, притягательного. Её мини была не нарядом, а лишь досадной условностью этикета. Всё в ней воспламеняло!

И лишь вдоволь насытившись видом сзади, мы решились на обгон. Так же молча, ни слова не говоря, один справа, другой слева мы обошли её сбоку и глянули в лицо.

Если бы мы были автомобилями, у нас бы полопались тормозные шланги, задымились бы колодки; если бы мы были спринтерами - мы бы одновременно перецепились за барьеры. Нас толкали в спину, обходили, чертыхаясь, - мы же стояли как вкопанные с разинутыми от изумления ртами, глядя друг на друга и моргая от недоумения.

Тряхнув головами, мы вновь пошли на обгон. И снова - «по тормозам»! Эффект бомбы - это мягко сказать, даже - ничего! То, что мы увидели спереди, а точнее, её лицо, можно было смело отнести к иллюстрациям теории Дарвина о происхождении человека. Только если все мы - от обезьяны, то она – от утки. Творец пошел на перекур, когда дело дошло до её лица. Так и осталось Оно утиным.

Нет, оно не было безобразным, отталкивающим или, скажем, несимпатичным. Оно было комичным, как клоунская маска или карнавальный костюм. Нос, глаза, губы – ну, все как у диснеевской мультяшки - те же пушистые длинные ресницы, трамплин вместо носа и рот во все лицо. Мы остолбенели.

По «паспортным данным» - лет 18-19, по церемонной вальяжной походке - все 20, словом - «наш клиент». Тормознув в очередной раз, и в очередной раз оказавшись сзади, в плену ее неописуемо крутой, отставленной вызывающе назад попки, мы переглянулись и разом выдохнули - «Берем!». «Захват» был делом техники.

- Медицинский…

- Нет, Университет!

- А я говорю – медик, общая санитария, второй курс…

- А я говорю - мехмат, ты посмотри на осанку, там все такие важные, с логарифмами в голове…

- Нет, а ты взгляни на походку «от бедра»! Это только в мединституте, с уверенностью в здоровье нации…

Этот наигранный спор за спиной «жертвы» мог продолжаться бесконечно долго, а точнее, до первой её реакции.

- А вот и не угадали, театральное училище, - «клюнула рыбка», обернувшись.

«Контакт? - Есть контакт!» - возликовали мы.

- Ах, театральное! Так это ж мы - свои в доску! Мы же тоже театралы! Для нас подмостки - вторая жизнь! Чему вас там учат? Кем будете? Кого знаете? Кстати, знакомьтесь – Игорь, Виталий. А Вас? Как-как? Люда? Очень приятно. А знаете, что означает ваше имя? Добросердечие и отзывчивость, блистательная карьера и неверность возлюбленному, наслаждение жизнью и красота, ранний брак и поздние дети…

С этого момента нас уже трудно было остановить. «Остапов понесло»… Не перебивая друг друга, а слаженно и артистично, экспромтом и заученно, с паузами для аплодисментов и репризами в зал, мы повели массированную атаку на «Утёнка», как мы единодушно прозвали эту Секс-графиню-Вишенку.

Стараясь не сбиваться в толпе с её подиумной походки, мы через 15 минут уже знали, что она живёт в общежитии (О! - застонали мы сочувственно, в душе ликуя), что вчера они так «набрались» на дне рождения Лильчика, что сегодня у неё голова болит (надо опохмелиться - со знанием дела, душевно, порекомендовали мы), что едет она сейчас в «Старую Башню», ресторан на окраине города, к знакомому бармену, «по делу»…

Она не была глупышкой, как об этом можно было подумать, глядя на её лицо. В свои 18, как выяснилось, она легко поддерживала светскую беседу, уместно хихикала, умно кивала. Нам было с ней легко. Не объясняя своего интереса и присутствия, мы дружно загрузились в такси и, весело болтая, поехали к бармену. Что нам там «светило»? - мы не знали, уповали лишь на удачу.

Пока все шло хорошо. Лишь бы бармен не оставил её при себе. А уж мы-то позаботимся о её ночлеге - моя «конура» в семейном общежитии могла стать для неё и для нас настоящим Лас-Вегасом на эту ночь.

Нет, мы не нуждались в сексе как таковом. У каждого из нас, и у меня, и у Игорька, да и у всех ребят нашей компании, была своя единственная и неповторимая, постоянная и нетребовательная, без притязаний на нашу Свободу девушка.

Наша общая страсть была - Игра. И при том - не нужно одному! Одному - это мелко, можно даже сказать, это пошлое браконьерство! «Групповуха» - вот наша цель, наш девиз, наше знамя и оружие! «Вместе весело шагать по просторам, по просторам! И конечно, запевать лучше хором, лучше хором, лучше хором!» Этот припев популярной детской песенки был нашим негласным Гимном. Естественно - Плод Запретный, а потому и слаще. Естественно, чтобы его сорвать, нужно и выше прыгнуть, и больше прогнуться - не каждая девушка пойдет на это, не каждую удаётся убедить. Но если уж согласие вызрело, барьеры сметены, запреты сняты - то сколько Восторга, Страсти и стадного опьянения Вседозволенностью! Смех, неловкость, захватываю-щий дух Полет над Обыденностью, Запретом и Моралью.

Только секс по Любви может сравниться по остроте, силе и гамме переживаний с групповым сексом. Это знали не понаслышке все в нашей компании. Не всегда, правда, получалось, но усилия никогда не были напрасны, увлекала сама Игра, и независимо от результата нам доставляло дьявольское удовольствие три дня потом пересказывать и обсуждать каждую деталь, реплику, жест удавшейся или провалившейся «премьеры». И наслаждение оттого было вполне сопоставимо с сексом.

Бармен её не ждал. Устроившись за стойкой по-домашнему удобно, «Утёнок» выставила напоказ свои прелести. Мы заволновались - желающих разделить нашу Радость в баре нашлось бы немало. Сели неподалеку за столик, взяли дешёвые коктейли. Бармен долго не выходил из подсобки, хотя она и просила официанта несколько раз его позвать. А когда грузин вышел, то не проявил никакого интереса к нашей Даме. Не отвлекаясь от разлива, он молча выслушал её скучный, с длинными паузами монолог. По всему было видно, что никакого «делового рандеву» у неё здесь не было, был «блеф», «фонарь», «понты», чтоб мы её уважали, значит. Попустило.

После третьей рюмки «шаравого» ликера Людочка, наконец-то, развернулась к нам. Мы тут же вскочили с мест. Надо было «брать», пока «тёпленькая»! В баре хоть и играла музыка, но было пусто. Время раннее, Праздником здесь ещё и не пахло. Мы же предложили ей Праздник тут же - с песнями, плясками и шампанским. Тем более, что Игорёк будто бы утром улетал к себе в Москву. То есть - Проводы!

Это была гениальная, безотказная Идея. Эта обкатанная не раз схема «Горьких Проводов» была тем хороша, что, во-первых, снимала всякие вопросы по поводу Повода, во-вторых, над головой Игорька сразу же повисал Нимб столичного гостя, а в - третьих, что, быть может, самое главное, он, Игорёк, попадал в разряд «купейных» знакомств, ни к чему не обязывающих, даже если и постельных, - вот он есть, а вот его уже и нету, как Святой дух. И никогда не будет, и улетит он в свою столицу. Это же какое облегчение для Совести, морали и Табу, это ж - как масло в тормоза!

«Утёнок» ломалась не долго, всё смотрела на часы, шевелила своими безразмерными пухлыми губами, что-то высчитывала.

- Только до одиннадцати. В одиннадцать закрывается общежитие. Договорились? - заглядывая доверчиво в наши хитрые, бесстыжие глаза, пытало нас Божество с круглыми коленками, в белой марлёвке на бретелечках с просвечивающимися шоколадными сосками. Да хоть клятву Родине на пожизненное воздержание! И ещё раз, чтоб только поверила!

О! Это напряжение момента. Мы в такси - трёп со смехом, мы в квартире - суета и беготня, накрывается стол, включается и выключается свет, осматриваются «апартаменты» - восемь квадратных метров комната, три метра - кухня.

Демонстрируются достопримечательности, как-то - рыба-пила, оленьи рога и подшивка журнала «Плейбой». Из «закромов Родины», а точнее, из-за дивана, достаются шампанское и «Каберне» - «Золотой запас», НЗ - потом мы все расходы с Игорьком пополам поделим, это если в равной степени на двоих «обломится». А если нет - тогда нет, тот и будет за всё платить, кому перепадёт. Это не всегда предсказуемо, повороты Судьбы бывали разные…

Дружно, обходительно и церемониально усаживаем гостью на диван, обкладываем подушками, включаем торшер, набрасываем на него вишнёвый плед, задёргиваем поплотнее шторы на окнах – готово, интим!

«Шампанское в кабинет!» - «За знакомство! На брудершафт, конечно. Это сближает. Что, нет?» Нет - так нет, не настаиваем. Ну, хотя бы чисто символически, в щёчку - вот так. А теперь – тост (первый из семнадцати) - «На берегу бушующей внизу Куры стоит Гиви. К нему на свидание выходит Нана. Обнимаются, целуются и… всё такое. На следующий вечер, на берегу всё той же бушующей внизу Куры стоит всё тот же Гиви. К нему на свидание выходит Зульфия. Обнимаются, целуются и… всё такое. На третий вечер, на берегу всё той же бушующей внизу Куры… - Так выпьем же за женское легкомыслие и мужское Постоянство. Ведь Гиви стоял на одном и том же месте, да?» - заканчиваю я спич, мастерски копируя кавказский акцент.

«Фикса» смеётся громче всех, хотя и слышит этот тост в сотый раз, - Артист! Мы начинаем традиционную КВН-овскую разминку. С равным спортивным азартом мы «роем под собой землю», добиваясь симпатии Дамы Сердца. Ей приятно, и нам - в кайф! Соперничество захватывает, хотя идеальный финал нам обоим видится закономерный - «А ля труа», «групповуха»!

Разогреваем себя и балерину - она, оказывается студентка балетной студии у себя в училище, вот откуда эта походка «от бедра» и плечи «лодочкой». Когда с тостами покончено, переходим ненавязчиво к игре, на вид вполне безобидной - «вопросы-ответы». Никаких «бутылочек»! Это старо и пошло, да и отпугивает. Взамен бросаем все на пальцах, считаемся, на кого выпадает счёт, тот и отвечает на вопросы остальных. По одному, но порой такому, что самому себе стыдно признаться!

«Начали? - Поехали!» Напряжение на лице Утенка сменяется азартом. Поначалу вполне невинные «почему?» - «Лучше целоваться в темноте или при свете?», «Может ли быть секс без любви?», «Была ли у тебя близость в «романтической» обстановке? Ну, скажем, - на пианино, на пляже, в телефонной будке?». А вот вопросики уже и «ниже» - «Как тебе больше нравится - в ритме танго или диско?», «Назови свои эрогенные зоны».

Отвечать - можно и не отвечать, посмеяться и всё, никто не настаивает. Это уже по настроению, созреванию. Но главное - не это. Главное - создать атмосферу, ауру дозволенности таких вот вопросов, самой темы. Ну, как у врача – ничего не стыдно. Откупоривается вино.

Игра другая - под желание. Это покруче. Те же пальцы, тот же счёт. Но вместо вопросов - исполнение желаний. И опять-таки, чтобы не вспугнуть, начало наивное - спеть, сплясать, состроить рожу, выругаться, признаться в любви, показать всем попку, снять одну принадлежность туалета, чмокнуть в щёчку, в ушко, в пупочек…

Через полчаса – мы все в одних плавках! Пришлось мне и «Фиксу» взасос поцеловать – уж такой её каприз. Дрожь в коленках, потные ладошки… По поводу и без мы то и дело встаем из-за стола, чтобы выйти на кухню или в туалет. Игра всё это! На самом же деле - идет демонстрация Силы, Ловкости и Красоты! Откровенно, но как бы и невзначай мы представляем Утенку наше ТО, что уже не нуждается в рекламе. А когда она поднялась и сладко потянулась, подняв руки над головой, мы готовы были тут же сорваться с мест и растерзать её на части! Но вместо этого лишь громко выдохнули - «Ах!».

Стараясь не обидеть её ни словом, ни нарочитым касанием, мы взялись с Игорьком за руки и закружили вокруг неё хоровод. Наши Достоинства, достающие нам уже до пупка, непроизвольно то в одном, то в другом месте натыкались на ее округлости. Никто не был пьян, и в кураж ещё не входили, хотя минуло уже три часа застолья.

За окном темнело, накрапывал дождь. Это придало еще больше уюта нашей «Тайной Вечере». В тугом, насыщенном Желанием, запахом духов и сигаретным дымом воздухе, наэлектризованном Страстью, как перед грозой, не хватало лишь Искры. «Белый танец», «Грязный танец», «Соло»… Мы были уже в том состоянии, когда одно нечаянное прикосновение к ее тугому восхитительному и гладкому телу, к этому целлулоидному пупсу могло закончиться для каждого из нас Конфузом. А тело того стоило! О! Какая фигура! Она была без лифчика, в одних черных тоненьких бикини, летний загар ещё не сошел - была на море. Поражать нас грацией, пластикой и прочим, чему их там, в «театралке», учили, нас с Игорьком уже не надо было. Лишнее это. Пусть бы она даже просто сидела, стояла, а ещё лучше - лежала бы.

Мы уже давно были готовы изменить всем своим клятвам. Сидели на диване, поджав коленки, и как два кролика на удава, глазели, не моргая, в полумраке на её индийский танец живота, который, как она гордо объявила, она выучила на факультативе.

«Ну когда же, когда же, наконец? (на Конец?)» Нужен был плавный, естественный переход от Театра к Жизни, со Сцены в Зал, от Восхищения к Вкушению! И вот уже дыхание Игорька в танго становится неровным. Нетерпеливым жестом, незаметным ей, он просит меня выйти на кухню. С трудом повинуюсь - «Надо, Федя, надо! Правила есть правила». Замираю у дверей, весь обратясь в слух, дрожу от предвкушения. Сквозь музыку - короткая возня, чей-то строгий шепот, звук оплеухи и бас Игорька, ничего хорошего не сулящий. Похоже было, «столичный гость» терял терпение. Пора выходить, спасать ситуацию. Вхожу. Он – на диване и уже «без», с нагло торчащим во весь рост Буратино. Она поспешно натягивает на себя юбку. Запахло жареным.

- Это ему шампанское в головку ударило. Уж такие они там, в столицах, все скорые. Ты уж его извини, - бормочу я в оправдание. - Не понять им нас, в нашем Простоквашино.

Всё впустую! Уже и туфли на ногах, и сумочка через плечо. «Проводи меня, мне в общежитие пора!» - приказывает она. «Э, нет, - думаю про себя, - так мы не договаривались», а сам всё еще не теряю надежды.

- Да ну, останься же ты, погорячился он, извинится.

- Нет! Нет и нет! - скорчила Утенок обиженную гримасу, отчего ее и без того толстые губы аж обвисли. И вдруг, понизив голос, шепотом добавила: «Или пусть он уйдёт».

- Он ведь из Москвы, куда же ему уходить? - тоже заговорщически, шепотом, отвечаю.

- Тогда провожай!

- Не пойду, холодно и дождь, - упёрся я, беспроигрышно играя «ва-банк». А куда ей деться? До общежития - как Игорьку до Москвы, лететь - не долететь, окраина. Да и ливень за окном.

- Тогда я сама пойду! Открой!

«Блефует» - без тени сомнения подумал я, и отворил замок. И был прав - не двинулась с места. Через 10 минут её тупого «Проводи!» и моего холодного «Извини, нет», сдалась. Но сдалась с какой-то дьявольской усмешкой - «Эх, ты, не знаешь, что теряешь. Пожалеешь». «Тоже мне, Птица Счастья Завтрашнего Дня! - удивленно подумал я, в упор насмешливо глянув в её «карнавальную маску». - И не о таких не плакали...»

- Будeте оба спать на кухне, - властно распорядилась балерина.

«Было бы сказано…» Поскольку для «отбоя» рановато, а кураж уже прошел, так и не начавшись, я взял в руки гитару. Выручала не раз. Тихо, вполголоса, сам с собою, замурлыкал о соснах и дорогах, о Чистом, Большом и Светлом. «Пороховой дым» ссоры постепенно оседал.

Вот уже и Игорёк ужиком просочился из кухни в комнату, сел тихонечко на диван, с извинениями, в брюках, правда, но без рубашки. Она же, по-прежнему, при полном при параде. Один я, как голый на площади, - в плавках. Хотя демонстрировать вроде бы уже нечего, не тот «мажор», как говорится, но и одеваться в полночь у себя дома я не стал. Хозяин я, в конце концов, или не хозяин?

Сигаретный дым, вино на донышке, каждый порознь, о своем… «Ладно, - вздыхает Игорек, - пошел я спать, мне на самолет рано». И, хитро подмигнув, поплелся на кухню.

По-деловому, как-то даже по-семейному, молча, я разложил диван-кровать, отчего комната сразу же превратилась в гигантский сексодром с зеркальной стенкой во всю длину. 4 пары запросто укладывались на нем поперёк, не сбивая с ритма друг друга. «Халат в ванной», - как можно обыденней сказал я. Ушла, насупившись. Послышался шум воды в душе, шелест задергиваемых занавесок. «Моется! А это значит…»

Я в восторге выскочил к Игорьку на кухню. План был банален и прост - начинаю я - заканчиваем вместе. По-пластунски, низехонько, как это было уже не раз, Игорек подключается к нам. В темноте, да в страсти… кто там разберет! «Мистер Х» - «Всегда быть в маске - судьба моя…» А если ещё и в экстазе…

Бывали, конечно, и «накладки». Ну, если кто в компании с усами или с бородой, есть у нас друзья и такие, или же лысый, как Ромка, так таких даже в бреду ни с кем из нас, бритых и кучерявых, не перепутаешь. Приходилось им потом долго извиняться, говорить, «что, мол, приснилось невесть что, как и почему я в Вас, Мадам, я и сам не понимаю, разрешите только закончить…».

Тут главное - ни слова! Стонать, выть, скулить – это пожалуйста, на здоровье, для маскировки очень полезно. А ахаем и охаем мы все на одно лицо. Но - ни слова! Иначе «прокол». Эту «школу бальных танцев» мы с Игорьком уже прошли, напоминать не след.

С барабанным сердцем ждал я свою Дульцинею под одеялом. Откинув полог, взглядом подбодрил своего Героя – хотя он давно уже был готов. Минуты казались вечностью. Но вот стих шум воды в ванне, лязгнула щеколда, и, шелестя бамбуковыми занавесками, «Утёнок» проскользнула в спальню. Темень была кромешная, как того и требовал «сценарий», но мне свет и не нужен был, я ее и с закрытыми глазами представлял всю голой, какой виделась она мне ещё на проспекте.

Подняв одеяло, шепотом позвал её. - «А ты меня не тронешь?» - «Нет, конечно», - дрожащим голосом «честно» ответил я. Она прилегла на самый краешек, не снимая халата.

Какое-то время мы лежали молча, прислушиваясь к дыханию друг друга. Было слышно, как капает вода в ванне, как сладко похрапывает Игорек на кухне, изображая медведя в зимней спячке. «Надо что-то предпринимать, - билась в лихорадке мысль. - Так просто её не взять, сорвется…»

- А ты знаешь Ахроменко, режиссера, он ведет театральную студию в Клубе текстильщиков? Он мой друг, - неожиданно для самого себя спросил я шепотом.

Такого поворота темы Утенок никак не ожидала. «Бинго!» Я зашел с тыла, взял врасплох! Шлагбаумы были подняты, границы открыты! Потеряв бдительность, она развернулась всем телом ко мне.

«Конечно, знаю, отличный мужик, но бабник…», - ответила одними губами, боясь, видимо, разбудить «московского ковбоя». Пола халата ненароком распахнулась и её голая нога коснулась моего…

Не сразу поняла она, что пульсирует у неё выше колена, а когда поняла, речь её стала сбивчивой и бессвязной. Я не спешил, я наполнялся уверенностью и желанием. Стараясь не спугнуть, не касаясь руками, а лишь покачивая бедрами, я придвигал их все ближе и ближе к её животу. И когда мой Маяк властно уперся в её Причал, и я ощутил шелковистость её Венчика, произошло нечто невероятное! Фурией сорвала она с себя халат и взлетела на меня, как коршун на кролика. Вцепившись в шевелюру, она, не прицеливаясь, сразу же попала в Десятку и начала такую бешеную пляску, будто её пытают на костре. В первый момент я ошалел, потом обрадовался, потом испугался, когда после трёх минут неистовых конвульсий она вдруг бездыханно упала мне на грудь.

Боясь, как бы этим, то есть её Удовольствием, всё и не закончилось, а такое тоже иногда бывало, я попытался наверстать упущенное, приблизиться к Финишу. После нескольких энергичных толчков, когда, казалось, всё мое Тело заполнило её без остатка, она вдруг очнулась, и всё повторилось вновь.

Подвывая и скуля, извиваясь и охая, она металась то вправо, то влево, да так, что приходилось ловить её на излёте и «заряжать» опять и опять. Она вновь впадала в транс, теряла сознание, но через минуту приходила в себя для очередного раунда.

Я за ней не поспевал, я её обслуживал, у меня не было времени сосредоточиться на своем удовольствии - я то закрывал ей рот губами-руками, то, вцепившись в её тугие круглые бедра, с трудом сдерживал её высокие прыжки, чтобы она не сорвалась с дивана на пол.

Наконец, мне это надоело. После очередного её штормового Прилива я исхитрился и перевернул её на живот, лицом вниз. Уж тут-то я погулял на славу! Уж тут-то я отвел душу! На своем Коньке, при любимой позе я мог сам себе заказывать Музыку, выбирать и темп, и амплитуду. И всё равно она с постоянной регулярностью впадала в транс, распластавшись подо мной без пульса, а затем, как Феникс из пепла, восставала и пружиной подкидывалась на колени, невероятно низко прогибаясь всем своим футуристическим телом. Чтобы хоть как-то приглушить стоны, я забросал её подушками. Со стороны это была ещё та картина - скачки голого всадника на кобылице без головы!

«Фиксу» я ощутил ещё задолго до того, как увидел. Его тяжелое дыхание прямо у меня над ухом, его горящие в темноте глаза, его дрожащие от нетерпения руки, умоляюще стаскивающие меня с её такого восхитительного Крупа… Жаль, но я должен уступить - таковы Правила. Но мне ведь уже так давно хотелось к «Берегу». И я молча, скрипя от наслаждения зубами, не прерывая темпа, открыл «Шлюзы». И пока с усилием вынимал из ее плотных «ножен» всё еще не ослабевший, раскаленный добела в любовной битве «Палаш», Игорек уже занял моё место. С утроенной силой в лихорадочном темпе вонзал и вонзал он свой «Клинок» в упругое тело нашей Пассии.

Выйдя из ванны, я не стал гасить свет, а позволил себе наслаждаться зрелищем беснующихся в постели любовников. И уже не со спины, а лицом к лицу, губы к губам, высоко подняв ноги, юная балерина вскидывала Игорька до потолка. Время от времени она вскрикивала и с плачем теряла сознание. Мне приходилось то одному, то другому зажимать в экстазе рот, памятуя о фанерных стенках общежития и соседях.

Праздник превращался в Феерию!!! Неожиданно, сюрпризом, наградой за «труды наши тяжкие», за истерзанные ожиданием нервы! Так вот о чём говорила она у двери - «Ты пожалеешь… не знаешь, что теряешь...». Выходит, знала себе цену, говорили ей об этом. Иначе откуда такая спесь при её-то «личике»?

Игорек «поплыл» и завыл белугою. Я еле успел заткнуть ему рот подушкой. Она же всё металась по постели и, не отпуская его, билась об него животом, как рыба на мели. Но я был уже готов. В такие моменты тем и хорош групповой секс, что подзаряжаешься чужой энергией, как своей, как батарея от солнца. А она, эта энергия, всепроникающая, электризующая, пьянящая - и в прерывистом дыхании, и в ритмичном скрипе, и в восторженных всхлипываниях, и в бессвязном бормотании, и в смачных звуках поцелуев, и в хлопании влажных тел друг об друга, и в гортанном хрипе оргазма…

Я был готов. С трудом вызволив из плена Игорька, я уже не был послушной игрушкой для её утех. Я стал изощряться, лакомиться её телом. Сбоку, стоя, лежа, сидя, на полу, в кресле, под собой и на себе… А когда к нам подполз уже свежевымытый Игорёша, я взглядом указал ему на сосок. Пояснять не надо было.

Вой дикой волчицы подкинул среди ночи всё общежитие! Я схватился за голову. Всё что было, то упало! Накидав на Утёнка все подушки и одеяла и усевшись для надежности на неё сверху, я молил лишь об одном, чтобы в дверь не позвонили. Иначе - выселят. Комендант была женщиной строгой. Где-то лязгнул замок, скрипнула дверь - видимо, выглянули в коридор! Потом дверь захлопнулась, и стало тихо. Пронесло!

Боже! Какие неисчерпаемые кладовые страсти были в этой ещё девчонке! Секс был для нее Счастьем, Призванием, Божьим Даром… Это был её Спасательный в жизни Круг, её Чары, Могущество, Источник Наслаждения!

Понемногу приходя в себя, она выбралась из-под одеяла. Огляделась. Игорек тут же предусмотрительно сполз тихонько на пол и затаился за креслом. Не замечая никого и ничего вокруг, она, как сомнамбула, спустила ноги на ковёр и, пошатываясь, побрела в ванную. Мы ошалело проводили этот голый «канделябр», этот гротеск Херлуфа Бидструпа взглядом и восторженно ударили по рукам. «Свершилось! Такого ещё не бывало! Час, да нет, два, три часа безудержных скачек без перекура и водопоя! О таком сексе можно только мечтать!».

Она вышла из ванны, погасила свет и заглянула на кухню – «гость Москвы» мирно спал, похрапывая под одеялом. Успокоенная, нырнула в постель, и требовательно закинула на меня ногу! Она дрожала, в ней не было ни капли усталости, новое Желание овладело ею…

Рассветные лучи застали меня в позе «Пахаря». Подушки по-прежнему были у неё на лице. Постель была мокрой от пота, и тела скользили друг по другу. Но сатанинское, стадное - «хочу–могу–даешь!», как шаманская пляска у костра, не отбирало, а лишь удесятеряло силы. Игорёк стоял у меня за спиной, обеими руками дрессируя своего Попугая. Сменяя другу друга, мы не доводили начатое до конца, а лишь дразнили себя, подводили к нему и тут же отступали, наслаждаясь самой возможностью Финала.

Она отдавалась с открытыми глазами. Открытыми, но ничего не видящими. Она целовала жадно, взасос, не видя, кого целует. Она мяла, тискала, рвала наши тела, не различая их. И когда мы это поняли, мы уже не таились.

Боже! Какими только эпитетами не награждали мы её! Если все наши возгласы и пришептывания положить на песню - это был бы Гимн Женщине! Обидно, конечно, что не слышала, не видела она нашего щенячьего Восторга.

А то, что это с ней так и было, подтвердил её возмущенный окрик, когда мы все под утро уснули без сил вповалку друг на друге.

«Виталик! Он положил на меня руку!» Игорёк хлопал своими белесыми ресницами, спросонья ничего не понимая. Балерина брезгливо сбросила его руку с плеча и повернулась ко мне за объяснениями. Я тщетно пытался собрать мысли в кучу и не знал, как отреагировать на такое «бесцеремонное» поведение друга. Выручил он - «А чего не понять? - замёрз на кухне, вот и пришел к вам погреться. Ну, да мне и так уже в аэропорт пора». Вскочил и стал быстро собираться.

Когда дверь за ним закрылась, мы уже не спали, не могли уснуть. Не сговариваясь, бросились друг на друга. Игра продолжалась, правда, уже не с тем усердием и ритмом, как прежде, но с той же регулярной потерей пульса у неё. Это было и комично, и страшно. В тот переходный момент от экстаза до пробуждения мне приходилось насиловать её «бездыханное» тело, уподобляя её резиновой кукле. Правда, «кукла» эта была высшего качества упругости и прелести своей не теряла.

В отличие от меня. Но то, что теряло у меня стойкость и мощь, она ласково и требовательно брала в руки, губы и, как по волшебству, возвращала Ему веру в себя. Хотя, как я понял, ей для Счастья-то не много и надо было, она прекрасно добиралась до Финиша сама, «автостопом», как называл я дар некоторых женщин воспламеняться от одного лишь прикосновения Того, что должно быть у мужчины несгибаемым и стойким.

На вдохновении, фантазии и во сто крат обостренной чувственности такие «Уточки» способны взлетать и парить под небесами от одного лишь лёгкого дуновения ветерка под «крылышко». Туда, куда иным тяжёлым на подъем «пернатым» нужен циклон, цунами, ураган. Да и то - лишь подпрыгнут невысоко.

Больше мы не виделись. Я отвез её на такси к 9:00 на занятия, узнал фамилию, номер комнаты в общежитии. Но… ни разу она ко мне так и не вышла, ни разу не ответила на телефонные звонки на вахту. Увы, увы… Где-то мы с Игорьком не дотянули до её «стандартов»… А может, её «Утиное Озеро» денежку стоило? А может, «раскусила» она нас и обиделась? Хотя за что? Мы ведь так старались, так старались… Печально, словом, но факт…

Но зато сколько было разговоров, восторгов и воспоминаний в пересказах моих и «Фиксы»! Компания не верила, точнее, верила не всему. А зря! Хотя… попадись им такая Жар-Птица-Уточка - я бы тоже не поверил.

Трепачи, уж я-то их знаю…