Трахнул маму своего друга

Не знаю, как другим, а мне всегда нравились взрослые женщины, даже женщины намного старше меня. Когда я был совсем маленьким и не имел вообще никаких понятий о сексе, я заглядывался на красивых взрослых тетенек. Еще не осознавая этого естественного скрытого желания, я иной раз просто млел, когда мне на глаза где-либо попадалась по-настоящему красивая женщина. А потом, в подростковом возрасте, когда у меня начался активный процесс полового созревания и я уже все знал и понимал, я тайно мечтал о том, как я занимаюсь сексом то с одной тетенькой, то с другой. Став взрослым, я понял, что в таких женщинах меня привлекает не только собственно их красота и сексуальность, но и сам факт того, что они умеют в своем возрасте выглядеть настолько шикарно, чтобы очень нравятся совсем еще зеленому пацану. Особенно мне нравились такие женщины, которые сумели годам к 50 настолько хорошо сохраниться, что выглядят максимум лет на 30.

В числе таких женщин, которые были в моем понимании эталоном женской привлекательности, была мама одного моего закадычного друга. Был у меня друг по имени Гриша, которого мама растила одна. Отец Гриши бросил их, когда он был совсем маленьким. Мама его почему-то больше не выходила замуж и не рожала детей, несмотря на то, что была женщиной очень красивой и вокруг нее постоянно увивались всякие мужики, многие даже сватались. Но она почему-то всем отказывала.

Когда мы стали взрослыми, я как-то спросил у Григория, почему его мать не выходит замуж. Он мне объяснил, что она в молодости была слишком простой и доверчивой, людям верила. Этим несколько раз воспользовались всякие не совсем приличные дядьки – «поматросили и бросили». Еще до замужества у нее был пару раз неудачный опыт, а потом и отец Гриши, который, раз уж женился, вроде бы должен был иметь серьезные намерения, тоже обошелся с ней нехорошо: пожил какое-то время и исчез. После этого мать Гриши тайно возненавидела всех мужчин и решила больше ни с кем никогда не связываться, а полностью посвятить жизнь воспитанию единственного сына.

Но для меня самым интересным здесь было то, что мама Гриши (ее звали Людмила) хоть и была в моем понимании очень привлекательной, но каких-то бурных фантазий и мечтаний почему-то не вызывала. Почему-то я к ней относился скорее как к тете, как к родному человеку, а не как к объекту сексуальной страсти. А когда я стал взрослым, то вообще почему-то перестал придавать значение ее умению хорошо выглядеть в свои годы. Она действительно выглядела здорово, и в свои пятьдесят «с копейками» лет скорее напоминала приличную и скромную молодую актрису, нежели зрелую и умудренную жизненным опытом женщину.

До поры-до времени отношения Людмилы с сыном складывались просто замечательно. Она одна вырастила его, поэтому они были друг для друга самыми близкими людьми, и никогда вообще не ссорились. Людмила сама по себе в жизни была женщиной очень спокойной, доброй и уравновешенной. И когда Гриша женился, Людмила сначала была просто счастлива – она, по ее словам, хотела как можно скорее увидеть внуков. И первое время ее отношения с невесткой складывались нормально. Но потом, как это обычно в таких случаях бывает, все разладилось и испортилось: Людмила стала придираться ко всему, стала злиться и раздражаться. Ей казалось, что молодая жена ее сына все делает не так: и готовит не так, и стирает не так, и разговаривает с мужем не так – все не так. Начались у них ссоры, скандалы, ругань. Людмилу как подменили. Из спокойной и жизнерадостной женщины она стала превращаться в вечно озлобленную и угрюмую мегеру. Постоянные конфликты приводили к тому, что Наташа, жена Гриши, плакала, сбегала к своим родителям, он ее потом уговаривал вернуться, она возвращалась, но потом опять сбегала. В общем, сложилась банальная ситуация: свекровь стала сильно ревновать сына к невестке. Гриша мне постоянно жаловался, чуть ли не плакал, просил чем-нибудь помочь. А чем я мог помочь?

Все решил случай. Как-то раз решили мы съездить отдохнуть на дачу компанией. Компания – это Гриша с женой и матерью, и я с ними. В то время отношения Людмилы с Наташей были в состоянии «очередного мира», т.е. вроде бы все было тихо и спокойно. Они даже вместе готовили, мило при этом общаясь. Мы посидели, выпили, поели. Потом опять что-то произошло, снова Гришина жена что-то сделала «не так», и Людмила опять стала на нее ругаться. Причем ругань эта носила совсем не приличный характер: нисколько не стесняясь присутствия постороннего человека (меня), Людмила громко и истерично визжала, оскорбляла невестку, обзывала самыми последними словами, требовала, чтобы та ушла от ее сына. Наташа сначала молчала, просто заплакала и убежала куда-то. Но через минуту вернулась и стала в ответ ругаться на Людмилу. Видимо, кончилось у нее терпение, и решила она высказать все в ответ. Короче, конфликт вышел за все допустимые рамки. Гриша был вконец потерян и растерян, и не знал, как прекратить весь этот ор. Я чувствовал себя очень неловко, но понял, что кроме меня остановить все сейчас просто некому. Поэтому я подошел к Людмиле, слегка приобнял ее и увел на второй этаж дачи.
Мы закрылись в комнате. Людмила села на кровать и стала тихо плакать. А я подумал:

«Че она плачет? Из-за чего весь сыр-бор? Из-за какой-то ерунды. Просто ревнует сына к другой женщине, и все».

И тут вдруг меня осенила такая мысль: «Так ведь не трахает ее никто уже сколько лет, вот она и бесится!..»

Моя догадка вызвала у меня некоторую усмешку. Действительно, так ведь оно и есть! Красивая женщина с молодости не знает мужской ласки, всю жизнь свою посвятила одному-единственному мужчине, своему сыну, и теперь не может смириться, что у того появилась другая женщина. Ситуация абсурдная, но, к сожалению, довольно распространенная.

И тут вдруг мне вспомнилось, что Гриша много раз просил меня, чтобы я чем-нибудь помог ему. И я усмехнулся про себя: неужели именно так я и должен помочь? А почему бы и нет? Неспроста же мне всю жизнь нравятся такие женщины – в возрасте, и при этом очень привлекательные.
Я немного еще посидел, колеблясь и наблюдая сбоку за тихо плачущей женщиной – мамой моего друга. А потом подошел к ней, тихо приобнял. Стал как бы по-дружески успокаивать. При этом начал ей шептать:

- Тише, теть Люда, успокойтесь. Зачем вы так изводите себя?

Она хотела было снова что-то начать гневно говорить, но я приложил палец к ее губам и сказал:

- Тсс! Тихо-тихо, не надо ничего говорить! Замолчите, забудьте все! Успокойтесь! Я все сам знаю! И я хочу вам сказать: я помогу вам решить эту проблему!

Людмила несколько удивленно посмотрела на меня полными слез глазами.

- Поможешь? – переспросила она.

- Да, да, помогу! – очень уверенно и весело ответил я ей, с радостной улыбкой глядя ей в глаза. – Помогу, можете не сомневаться!

- И чем ты поможешь? – недоверчиво переспросила она.

- Скоро узнаете, - еще более весело ответил я ей.

Она попыталась еще что-то сказать, но я быстрым движением притянул ее лицо к себе и впился своими губами в ее губы. Людмила от неожиданности опешила и сначала замерла. Потом, естественно, стала меня сильно отталкивать.

- Отпусти меня, ты че, совсем спятил? – полным гнева голосом шептала она.

Но я обнял ее и стал держать крепко.

- Тихо, Людмила, не сопротивляйся – откровенно нахально и неожиданно для самого себя я перешел с ней на «ты». – Тихо, тихо, не рыпайся. Я хочу доставить тебе удовольствие. А то у тебя мужика уже 25 лет не было, вот ты и взбесилась.

Я знал, что такие слова еще больше разозлят Людмилу, и она начнет яростно вырываться и громко ругаться. Но, одновременно с этим, я знал, что держу ее достаточно крепко, а совсем бешено сопротивляться она не станет – не тот характер.

- Пусти меня, обнаглел вконец?! – тихо вопила она, пытаясь вырваться из моих объятий. Но я не выпускал ее.

- Успокойся, милочка, не бесись, - нагло шептал я. – Давай сделаем это, тебе сразу станет легче.

Людмила долго еще пыталась вырваться, но я не выпускал ее. Я предложил ей хотя бы просто посидеть тихо в обнимку. Она сдалась. Я ее обнял. Мы так сидели долго, я что-то там шептал ей, какие-то ласковые слова, комплименты говорил. Рассказывал, как она мне нравится. Людмила все еще выражала злое недовольство, и при этом посматривала на меня недоверчиво. Она думала, что я прикалываюсь, ведь она в матери мне годится, и, соответственно, не может, по ее мнению, представлять для меня хоть какой-то интерес как женщина.

А я наоборот уже изнемогал от своего желания. Мне хотелось как можно скорее войти в нее. Я снова крепко обнял ее и снова стал целовать ее в губы. Она не сопротивлялась. Хоть и неохотно, не размыкая губ и практически не шевеля ими, она стала все-таки немного отвечать мне. Я не отлипал от ее губ очень долго. Я целовал и целовал ее. Оторвавшись на секунду, я шептал ей на ухо какие-то приятные слова, после чего снова надолго прилипал к ее губам. Потом снова чего-то шептал, потом снова целовал. Людмила сначала была сильно напряжена, все как будто ждала удобного момента, чтобы вырваться из моих объятий, но я продолжал свое дело. Крепко обняв ее, я сквозь ее одежду хорошо ощущал это уже немолодое, немного рыхлое, но еще полное сексуальной энергии женское тело, сильно истосковавшееся по мужским ласкам. Людмила была вся горячая – и от недавно закончившего скандала, и от слез, и от моего длительного поцелуя. Я все целовал и целовал ее, чувствуя, как ее тело постепенно становится все более мягким и податливым. Через какое-то время Людмила стала отрывать свои губы от меня, откидывая голову назад, и при этом тяжело дышала, будто бы устала от этого занятия.
- Ну все, хватит, - попыталась она снова оттолкнуть меня, но я снова закрыл ее рот своими губами.

Не помню, как долго мы целовались, но это продолжалось, наверно, не один час. Все это время я крепко обнимал Людмилу. Мы оба были уже насквозь мокрые, словно бы пробежали марафонскую дистанцию. Людмила – я это чувствовал – уже на самом деле физически устала от этого занятия, и продолжала еле слышно повторять:
- Ну все, хватит…

Но я продолжал.

Когда Людмила совсем обмякла, я аккуратно отпустил ее. Она бессильно опустилась на кровать, тяжело дыша и словно бы ничего не понимая. Я, конечно, приступил к главному – стал ее раздевать. Весь просто сгораемый бешеным желанием, я с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься на нее, и терпеливо медленно ее раздевал.
- Ты действительно этого хочешь? – вдруг спросила она.

- Конечно, милая, ты только сейчас это поняла? – удивился я.

- Тебя не смущает, что мне уже пятьдесят два года и мне давно уже ничего этого не надо?

- Почему не надо? – еще больше удивился я. – Тебе так кажется, ты просто отвыкла – столько лет без мужика! Но сейчас ты почувствуешь, что тебе это надо!

С этими словами я стал стягивать с нее джинсы. Людмила лежала смирно, абсолютно не шевелясь, словно бы действительно совсем лишилась сил. Даже не приподняла немного попку, как это обычно делают женщины, когда с них стягивают штаны.

Раздев Людмилу, я разделся сам, после чего лег на нее и погрузился в этот океан фантастического наслаждения! Я двигался, медленно, очень медленно, словно бы пытаясь на годы растянуть этот короткий миг удовольствия. Людмила лежала, не шевелясь, не двигаясь, но мне этого и не надо было. Главное, что она лежала в удобной для меня позе, вся такая горячая, мягкая, рыхлая, расслабленная. Она хоть и очень тихо, но глубоко и тяжело дышала, и при этом пристально смотрела на меня. Я смотрел мимо ее глаз, полностью сосредоточившись на своем сказочном удовольствии. Внутри меня полыхал настоящий вулкан, мне казалось, что вот-вот просто взорвусь весь. Но я двигался очень медленно и аккуратно.

Это продолжалось долго, очень долго. Мы лежали в одной позе, ничего не меняли. Я просто размеренно двигался внутри нее, явственно чувствуя, что и внутри Людмилы кипит раскаленная лава. Женщина, действительно, изголодалась по этому делу.

Через какое-то время мой организм действительно взорвался вулканическим взрывом. Я задергался в конвульсиях, и заорал так, что было слышно, наверно, на другой улице, и при этом я просто смял руками Людмилу, как клочок бумаги, и артиллерийским огнем обильно выстрелил внутрь нее своей детородной жидкостью…

Не помню, сколько времени потом я продолжал лежать на ней, тяжело дыша в экстазе и находясь в полном бессилии. Это было долго. Людмила попыталась меня столкнуть с себя, но я снова прилип к ее губам. Люда поняла, что это будет еще очень долго. И это было долго. Я еще очень долго целовал и целовал ее, а потом снова очень медленно и горячо двигался на ней. И снова было извержение вулкана, а потом опять долгий поцелуй…

На следующий день, когда мы проснулись, мы долго не могли найти в себе силы, чтобы подняться с кровати. Но все-таки поднялись. Мы спустились вниз. Там никого не было. Видимо, Наташа все-таки сбежала, и Гриша сбежал вслед за ней. Мы остались с Людмилой одни на даче. Надо ли говорить, что мы остались там еще на несколько дней, в течение которых просто не вылезали из постели? Мы бы находились там до бесконечности, но надо было возвращаться в город, выходить на работу.

Интересно, что через какое-то время Гриша приехал ко мне и стал рассказывать, что мама его все-таки успокоилась и стала очень миролюбивой. Она сама предложила Наташе вернуться, предложила попросить друг у друга прощения и больше не ссориться. Наташа вернулась, и теперь они снова живут «в мире и согласии».
- С мамой что-то произошло, она больше не раздражается на Наташку, не злится на нее, - радостно говорил мне Гриша. – Это ты, что ли, ей что-то такое сказал?

Гришка, конечно, не может допустить такой мысли, что я не просто его маме «что-то сказал», а кое-что интересное с ней сделал. Но я виду не подал, говорю ему так спокойно, не моргнув глазом:

- Ну да, я поговорил с ней об этом.

- И че ты сказал ей? – любопытствовал Гришка.

- Да какая тебе разница? – серьезно сказал я.

- Ну да, - согласился он, - без разницы. Главное – что все это прекратилось. Спасибо тебе большое!

Гришка пожал мне руку и убежал.

- Да ни за что», - усмехнулся я.

А потом Гришка мне стал рассказывать, что мама его вообще стала такой доброй и приветливой, какой была раньше, стала так хорошо относиться к Наташке, что они теперь подружки «не разлей вода».

Но мне, конечно, того случая на даче было мало, поэтому я стал приглашать Людмилу к себе в гости. Она не всегда соглашалась, но все-таки соглашалась.

И мы продолжали это волшебное занятие. Мы часами целовались, сначала просто губы в губы, потом не только в губы. Людмила была женщиной приличной, поэтому с теми мужиками, которые у нее были раньше, в молодости, она ничего «такого» не проделывала. Поэтому она не знала, как много удовольствия может доставить, например, оральный секс, или еще кое-какие виды секса… А я всему этому ее научил и приучил. Она поначалу стеснялась, но потом сама с удовольствием делала все, и даже больше.
- Видишь, а говорила, что тебе ничего этого не надо, - как-то прошептал я ей.

Она усмехнулась и говорит:

- Да, ты был прав.

Мы так встречались, наверно, полгода, или даже больше. Ни Гришка, ни его жена ничего не подозревали. А мы продолжали с Людмилой свой страстный роман. Мы встречались чаще у меня дома, иногда ездили на дачу, иногда, когда Гришка с женой куда-то уезжали, мы встречались с Людмилой у них дома. Мы с Людмилой все никак не могли решить: надо ли рассказать обо всем Гришке? Я все боялся, что он негативно к этому отнесется. За себя-то я в этом случае не переживал, а вот как после этого Гришка к матери начнет относиться?

Как-то раз Гришка с Наташей ушли к каким-то своим друзьям в гости. Людмила мне позвонила, сказала, что вечер в нашем распоряжении. Я приехал, мы с Людмилой занялись своими сладкими играми. Снова долго-долго целовались, в губы, и не только в губы. Людмила доставляла удовольствие мне, стоя на коленях, а потом я ей. Возбужденные и разгоряченные, мы собирались перейти к главному.

И в этот момент мы вдруг услышали, что входная дверь открывается, слышны голоса, в квартиру кто-то входит… Гришка с Наташей почему-то вернулись из гостей раньше, чем мы рассчитывали. Мы с Людмилой слетели с кровати, стали стремительно одеваться. К счастью, Наташка, как мы слышали, вошла в ванную, а Гришка – на кухню. Нашего присутствия они вроде бы не заметили. Поэтому я сумел незаметно просочиться к двери и выскользнуть на лестничную площадку. Но бесшумно дверь закрыть не удалось. Дверь щелкнула, и я услышал, как Гришка идет к двери. Сбежать куда-то я в любом случае не успевал, поэтому я встал перед дверью, словно бы только что пришел. Гришка открыл.
- О, ты откуда взялся? – удивился он.

- Да так, проходил мимо, - сказал я первое, что пришло в голову.

- Заходи, – пригласил меня Гришку в квартиру, но я говорю ему:

- Пойдем прогуляемся, пиво попьем, покурим.

Мы вышли во двор, взяли пиво в ларьке, сели на скамейке. Я для проформы поинтересовался у Гришки, как обстоят дела в семье. Он сказал, что все замечательно. Я все хотел Гришке признаться в своей связи с его матерью, но не знал, как это лучше сделать. Я начал издалека. Стал ему говорить, что его мама очень привлекательная, сексуальная, что она мне очень нравится. Гришка удивился, стал смеяться. И не поверил мне, подумал, что я просто так это говорю, лишь бы сделать ему приятное. А я все продолжал ему намекать, что, типа, при определенных обстоятельствах я бы даже женился на его маме. Гришка еще веселее стал смеяться – все равно он не воспринял все это всерьез. Тогда я предложил пойти к нему домой, и как бы невзначай начать разговор на эту тему с ней самой. Я бы уверен, что если я начну в присутствии Гришки говорить Людмиле, как она мне нравится, она сама нечаянно выдаст нашу с ней тайну. И таким образом мы как бы поставим Гришку с Наташей в известность.

Гришка продолжал посмеиваться, но согласился пойти домой. Мы поднялись на его этаж, и как-то так тихо и незаметно вошли в квартиру. Мы услышали, что Людмила с Наташей сидят на кухне и о чем-то беседуют. Наш приход они, похоже, не заметили. Мы хотели войти в кухню, как вдруг услышали, что там не просто разговор… Обе женщины говорили друг другу всякие приятные слова, просили друг у друга прощения за прошлое. И при этом каждая говорила «да ничего, ничего, это ты меня прости». Судя по голосам, они там обе плакали. Потом вдруг все стихло.

Гришка потихоньку приоткрыл дверь, и мы заглянули туда. Людмила с Наташкой стояли обнявшись, как сто лет друг друга не видевшие друзья. Обе плакали. Потом Людмила будто бы по-дружески поцеловала Наташку в щеку, еще сильней ее обняла. Потом еще раз поцеловала. Наташка тоже ее поцеловала. И вдруг они немного удивленно и растеряно посмотрели друг на друга, потом Людмила нерешительно снова стала тянуться к Наташке, уже пытаясь поцеловать ее в губы. Наташа попыталась было отпрянуть, но Людмила проявила некоторую настойчивость. Она поцеловала Наташку, едва прикоснувшись своими губами к ее губам. Наташка опешила, посмотрела в глаза Людмиле с откровенным изумлением. Людмила сама от всего этого растерялась, но не выпускала Наташку, и снова стала тянуться к ней. Наташка очень вяло попыталась отпрянуть, но Людмила снова настояла. И на этот раз она прилипла к ее губам надолго.

Обе женщины неожиданно для самих себя вдруг почувствовали, что они сильно хотят этого. Они прилипли губами друг к другу, застыв в долгом и бесконечно страстном поцелуе. Людмила обнимала Наташку очень крепко, и очень горячо работала своими губами с губами Наташки. Они целовались все сильнее и сильнее, все больше и больше проникаясь друг к другу полными нежности чувствами. Потом Людмила стала гладить Наташку руками по попке, по груди, везде. Наташка снова попыталась отпрянуть, попыталась оттолкнуть Людмилу. Но Людмила ей прошептала:
- Нет, давай сделаем это…

Людмила сама стала раздеваться. Раздевшись очень быстро, она стала играть со своим телом, массируя свои груди, ягодицы, поглядывая на Наташку полными страсти глазами. Очень эротично у нее это получалось. Потом она стала раздевать Наташку. Та не сопротивлялась. Людмила снова стала ее целовать, медленно раздевая и целуя ее по всему телу. Раздев Наташку полностью, Людмила аккуратно положила ее на диван, раздвинула ее ноги, и стала целовать ее там. Наташка вся разомлела, растаяла. Она лежала с довольной улыбкой, закрыв глаза, тихо и очень страстно охая и вздыхая. А Людмила еще более страстно стонала, причмокивала и очень энергично целовала и лизала Наташку между ног. Это длилось очень долго. Наташка, судя по ее вздохам и стонам, испытывала один непрерывный оргазм. Потом Людмила залезла наверх, сев Наташке прямо на лицо. Наташка стала своим языком с еще большей страстью доставлять удовольствие Людмиле. Вся комната просто наполнилась громкими сладкими вздохами и стонами райского наслаждения… Обе женщины были в это момент безудержно счастливы друг с другом. Одна еще совсем молодая, двадцати с небольшим лет, имеющая молодое упругое тело с гладкой блестящей кожей. Другая – зрелая женщина, с несколько оплывшей рыхлой фигурой, но все еще бодрая и горячая. Обе они в этот момент были друг для друга символом абсолютного счастья.
Наблюдая за всем этим, я вдруг подумал:

- Как хорошо я всему ее научил!

А Гришка, про которого я на какое-то время забыл, хоть он и стоял рядом со мной, вдруг прошептал еле слышно:

- Твою ж мать… Где она всего этого набралась? Всю жизнь была скромной приличной женщиной…

Я промолчал, продолжая наблюдать за всем происходящим. А происходящее все набирало и набирало обороты, стоны и вздохи становились все громче и ярче. Я подумал, что надо бы нам с Гришкой слинять оттуда, пока нас не заметили, а то весь кайф обломаем. Я потянул Гришку назад, и мы снова незаметно вышли из квартиры.

Но от всего увиденного Гришка сам настолько возбудился, что у него хватило терпения только на несколько минут стояния на лестничной площадке. Потом он стал нарочито громко и неторопливо открывать дверь, стал громко мне что-то говорить. Мы не спеша вошли в квартиру, не спеша разулись. Потом медленно вошли в кухню. Обе женщины успели одеться. Они сидели за столом, сильно смущенные и при этом такие горячие, просто светящиеся яростной внутренней радостью. Они попытались изобразить, что сидят просто так, начали что-то говорить. Но Гришка молча взял Наташку за руку и увел в другую комнату. Через несколько секунд оттуда стали раздаваться недвусмысленные ритмичные звуки. Я так же молча взял Людмилу за руку, поднял ее на ноги, наклонил вперед, приспустил штаны и тоже стал делать свое дело. Людмила застонала от блаженства. И буквально через минуту мы с Гришкой одновременно потрясли квартиру громкими звериными рыками.
Не знаю, что там обо всем этом подумал Гришка, а я был рад. Я понял, что теперь это будет постоянно. Если эти люди будут счастливы друг с другом, то это в любом случае хорошо!